Похищенное письмо

(Рейтинг +50)
Loading ... Loading ...

Произведение в мультимедии

Аудиокнига:
Фильм:


Nil sapientiae odiosius acumine nirnio.
Seneca
[Для мудрости нет ничего ненавистнее хитрости.
Сенека (лат.).]

Как-то в Париже, в ветреный вечер осенью 18… года, когда уже совсем
смерклось, я предавался двойному наслаждению, которое дарит нам сочетание
размышлений с пенковой трубкой, в обществе моего друга С.-Огюста Дюпена в
его маленькой библиотеке, а вернее, кабинете an troisieme, N 33 Rue Dunot,
Faubourg St. Germain [На четвертом этаже дома N 33, улица Дюно в предместье
Сен-Жермен (франц.).]. Более часа мы просидели, храня нерушимое молчание, и
стороннему наблюдателю могло бы показаться, что и я, и мой друг всего лишь
сосредоточенно и бездумно следим за клубами дыма, заполнившего комнату.
Однако я продолжал мысленно обсуждать события, служившие темой беседы,
которую мы вели в начале вечера, — я имею в виду происшествие на улице Морг
и тайну, связанную с убийством Мари Роже. Вот почему, когда дверь
распахнулась и в библиотеку вошел наш старый знакомый, мосье Г., префект
парижской полиции, это представилось мне любопытным совпадением.
Мы сердечно его приветствовали, потому что дурные качества этого
человека почти уравновешивались многими занятными чертами, а к тому же мы не
виделись с ним уже несколько лет. Перед его приходом мы сумерничали, и
теперь Дюпен встал, намереваясь зажечь лампу, но он тут же вновь опустился в
свое кресло, когда Г. сказал, что пришел посоветоваться с нами — а вернее, с
моим другом — о деле государственной важности, которое уже доставило ему
много неприятных хлопот.
— Если оно требует обдумывания, — пояснил Дюпен, отнимая руку, уже
протянутую к фитилю лампы, — то предпочтительнее будет ознакомиться с ним в
темноте.
— Еще одна из ваших причуд! — сказал префект, имевший манеру называть
«причудами» все, что превосходило его понимание, а потому живший поистине
среди легиона «причудливостей».
— Совершенно справедливо, — ответил Дюпен, предлагая гостю трубку и
придвигая ему удобное кресло.
— Но какая беда случилась на сей раз? — спросил я. — Надеюсь, это не
еще одно убийство?
— О нет! Ничего подобного. Собственно говоря, дело это чрезвычайно
простое, и я не сомневаюсь, что мы и сами с ним превосходно справимся, но
мне пришло в голову, что Дюпену, пожалуй, будет любопытно выслушать его
подробности — ведь оно такое причудливое.
— Простое и причудливое, — сказал Дюпен.
— Э… да. Впрочем, не совсем. Собственно говоря, мы все в большом
недоумении, потому что дело это на редкость просто, и тем не менее оно
ставит нас в совершенный тупик.
— Быть может, именно простота случившегося и сбивает вас с толку, —
сказал мой друг.
— Ну, какой вздор вы изволите говорить! — ответил префект, смеясь от
души.
— Быть может, тайна чуть-чуть слишком прозрачна, — сказал Дюпен.
— Бог мой! Что за идея!
— Чуть-чуть слишком очевидна.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — загремел наш гость, которого эти
слова чрезвычайно позабавили. — Ах, Дюпен, вы меня когда-нибудь уморите!
— Но все-таки что это за дело? — спросил я.
— Я сейчас вам расскажу, — ответил префект, задумчиво выпуская изо рта
длинную ровную струю дыма, и устроился в кресле поудобнее. — Я изложу его
вам в нескольких словах, но прежде я хотел бы предупредить вас, что это дело
необходимо хранить в строжайшем секрете и что я почти наверное лишусь своей
нынешней должности, если станет известно, что я кому-либо о нем рассказывал.
— Продолжайте, — сказал я.
— Или не продолжайте, — сказал Дюпен.
— Ну так вот: мне было сообщено из весьма высоких сфер, что из
королевских апартаментов был похищен некий документ величайшей важности.
Похититель известен. Тут не может быть ни малейшего сомнения: видели, как он
брал документ. Кроме того, известно, что документ все еще находится у него.
— Откуда это известно? — спросил Дюпен.
— Это вытекает, — ответил префект, — из самой природы документа и из
отсутствия неких последствий, которые неминуемо возникли бы, если бы он
больше не находился у похитителя — то есть если бы похититель воспользовался
им так, как он, несомненно, намерен им в конце концов воспользоваться.
— Говорите пояснее, — попросил я.
— Ну, я рискну сказать, что документ наделяет того, кто им владеет,
определенной властью но отношению к определенным сферам, каковая власть
просто не имеет цены. — Префект обожал дипломатическую высокопарность.
— Но я все-таки не вполне понял, — сказал Дюпен.
— Да? Ну, хорошо: передача этого документа третьему лицу, которое
останется неназванным, поставит под угрозу честь весьма высокой особы, и
благодаря этому обстоятельству тот, в чьих руках находится документ, может
диктовать условия той весьма знатной особе, чья честь и благополучие
оказались в опасности.
— Но ведь эта власть, — перебил я, — возникает только в том случае,
если похититель знает, что лицу, им ограбленному, известно, кто похититель.
Кто же дерзнет…
— Вот, — сказал Г., — это министр Д., чья дерзость не останавливается
ни перед чем — ни перед тем, что достойно мужчины, ни перед тем, что его
недостойно. Уловка, к которой прибег вор, столь же хитроумна, сколь и смела.
Документ, о котором идет речь (сказать откровенно, это — письмо), был
получен ограбленной особой, когда она пребывала в одиночестве в королевском
будуаре. Она его еще читала, когда в будуар вошло то высочайшее лицо, от
какового она особенно хотела скрыть письмо. Поспешно и тщетно попытавшись
спрятать письмо в ящик, она была вынуждена положить его вскрытым на столик.
Однако оно лежало адресом вверх и, так как его содержание было скрыто, не
привлекло к себе внимания. Но тут входит министр Д. Его рысий взгляд
немедленно замечает письмо, он узнает почерк, которым написан адрес,
замечает смущение особы, которой оно адресовано, и догадывается о ее тайне.
После доклада о каких-то делах, сделанного с его обычной быстротой, он
достает письмо, несколько похожее на то, о котором идет речь, вскрывает его,
притворяется, будто читает, после чего кладет рядом с первым. Потом он снова
около пятнадцати минут ведет беседу о государственных делах. И наконец,
кланяясь, перед тем как уйти, берет со стола не принадлежащее ему письмо.
Истинная владелица письма видит это, но, разумеется, не смеет
воспрепятствовать ему из-за присутствия третьего лица, стоящего рядом с ней.
Министр удаляется, оставив на столе свое письмо, не имеющее никакой
важности.
— И вот, — сказал Дюпен, обращаясь ко мне, — налицо то условие,
которое, по вашему мнению, было необходимо для полноты власти похитителя:
похититель знает, что лицу, им ограбленному, известно, кто похититель.
— Да, — сказал префект. — И в течение последних месяцев подученной
таким способом властью пользуются ради политических целей, и притом не зная
никакой меры. С каждым днем ограбленная особа все более убеждается в
необходимости получить назад свое письмо. Но, разумеется, открыто
потребовать его возвращения она не может. И вот в отчаянии она доверилась
мне.
— Помощнику, мудрее которого, — сказал Дюпен сквозь настоящий смерч
дыма, — я полагаю, не только найти, но и вообразить невозможно.
— Вы мне льстите, — ответил префект, — но, пожалуй, кое-кто и
придерживается такого мнения.
— Во всяком случае, совершенно очевидно, — сказал я, — что письмо, как
вы и говорили, все еще находится у министра, поскольку власть дает именно
обладание письмом, а не какое-либо его использование. Если его использовать,
то власть исчезнет.
— Вы правы, — ответил Г. — И я начал действовать, исходя именно из
этого предположения. Первой моей задачей было обыскать особняк министра, и
главная трудность заключалась в том, чтобы сделать это втайне от него. Мне
настоятельно указывали на необходимость устроить все дело так, чтобы он
ничего не заподозрил, ибо это могло бы привести к самым роковым
последствиям.
— Но, — сказал я, — вы же вполне au fait [Сведущи (франц.).] в такого
рода вещах. Парижская полиция достаточно часто предпринимала подобные
обыски.
— О, разумеется. Вот потому-то я и не отчаивался. К тому же привычки
Министра весьма благоприятствовали моим намерениям. Он частенько не
возвращается домой до утра. Слуг у него немного, и они спят вдали от комнат
своего хозяина, а к тому же их нетрудно напоить, так как почти все они —
неаполитанцы. Вам известно, что у меня есть ключи, которыми я могу отпереть
любую комнату и любой шкаф в Париже. В течение трех месяцев я чуть ли не
еженощно сам обыскивал особняк министра Д. На карту поставлена моя честь, и,
говоря между нами, награда обещана колоссальная. И я прекратил поиски,
только когда окончательно убедился, что вор более хитер, чем я. Смею вас
заверить, я осмотрел все закоулки и тайники, в которых можно было бы
спрятать письмо.
— Хотя письмо, без сомнения, находится у министра, — заметил я, — но не
мог ли он скрыть его не у себя в доме, а где-нибудь еще?
— Навряд ли, — сказал Дюпен. — Нынешнее положение дед при дворе и
особенно те политические интриги, в которых, как известно, замешан Д.,
требуют, чтобы письмо всегда находилось у него под рукой — возможность
предъявить его без промедления почти так же важна, как и самый факт
обладания им.
— Возможность предъявить его без промедления? — переспросил я.
— Другими словами, возможность немедленно его уничтожить, — ответил
Дюпен.

  • Tweet

Страницы: 1 2 3 4 5

Комментарии:
  1. 3 коммент. к “Похищенное письмо”

  2. Оскар - Окт 27, 2016 | Ответить

    «Достоин если не Атрея, то Фиеста»

    Что же это значит?

    [Ответить]

Оставить комментарий или два

Я не робот!